УДК 343.13

ЦЕЛЬ И ОСНОВАНИЯ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРИНУЖДЕНИЯ ПРИ ПРОИЗВОДСТВЕ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

№37,

Юридические науки

Колякин Сергей Сергеевич

Научный руководитель: Муратов К.Д.

Ключевые слова: УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ПРИНУЖДЕНИЕ; ПРОИЗВОДСТВО СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ; ОБЫСК; ОСВИДЕТЕЛЬСТВОВАНИЕ; ДОПРОС; ОГРАНИЧЕНИЕ ПРАВ; CRIMINAL PROCEDURAL COERCION; INVESTIGATIVE ACTIONS; SEARCH; EXAMINATION; INTERROGATION; RESTRICTION OF RIGHTS.

Аннотация: Данная статья посвящена исследованию цели уголовно-процессуального принуждения при производстве следственных действий, определяющей допустимость ограничения прав их участников, а также выявлению оснований соответствующего государственного принуждения, как юридических гарантий, обеспечивающих законность осуществления следственных действий.

Особенность уголовно-процессуальных отношений предопределяет существование такой категории, как «уголовно-процессуальное принуждение», поскольку без ограничения прав и свобод лица часто становится невозможным разрешение множества задач, связанных с раскрытием преступлений, собиранием доказательств, защитой прав граждан и пр. Однако у данных ограничений должны быть разумные пределы, следующие из соотношения целей применения государственного принуждения и последствий ограничения права и свобод граждан. В этой связи встает остро вопрос о допустимости применения уголовно-процессуального принуждения при производстве следственных действий, ответ на который связан с уяснением целей, а также оснований соответствующего принуждения.

Итак, следственные действия – это регламентированные уголовно-процессуальным законодательством действия, которые совершаются уполномоченными на то органами дознания, дознавателями, следователями, руководителями следственных органов в ходе предварительного расследования уголовного дела[1]. Надо отменить, что в Уголовно-процессуальном кодексе нет нормы, которая могла бы объединить все следственные действия, в связи с чем в литературе отсутствует однозначность в определении системы следственные действий. Но для целей настоящего исследования мы будем придерживаться следующего примерного перечня, выделенного на основе толкования гл. 24-27 УПК РФ: осмотр, освидетельствование, следственный эксперимент, обыск, выемка, наложение ареста на почтово-телеграфные отправления, контроль и запись переговоров, получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами, допрос, очная ставка, опознание, проверка показаний, производство судебной экспертизы.

По мнению З.Д. Еникеева, целью применения уголовно-процессуального принуждения является устранение препятствий, возникающих в ходе производства по делу, для надлежащего выполнения задач уголовного судопроизводства, тем самым, обеспечивая нормальный ход расследования, путем предупреждения его нарушения, устранения действия негативного характера[2]. Представляется, что процессуальное принуждение позволяет создавать условия, обеспечивающие обнаружение, собирание и проверку доказательств при проведении следственных действий.

Ключевым признаком уголовно-процессуального принуждения является его правоограничительный характер, поскольку оно ограничивает конституционные права личности. В связи с чем, в каждом случае применения соответствующих мер принуждения необходимо обосновывать действительно необходимое реальное ограничение прав личности. В уголовно-процессуальной науке принято выделять определенные формы ограничений субъективных прав личности: личные, организационные и имущественные ограничения. При применении личного и имущественного ограничения на принуждаемого или его имущество может оказываться различного рода воздействие: физическое, психологическое или моральное.

В литературе существуют различные взгляды на определение понятия уголовно-процессуального принуждения. На наш взгляд, наиболее полное определение дала О.С. Гречишникова, по мнению которой уголовно-процессуальное принуждение представляет собой совокупность мер государственно-властного характера, влекущих существенное, временное ограничение прав и законных интересов обвиняемого, подозреваемого и иных участников уголовного судопроизводства путем физического, психического и морального воздействия на них при наличии фактических данных, указывающих на необходимость применения этих мер, на основании вынесенного компетентными должностными лицами решения по возбужденному уголовному делу, в целях предупреждения и пресечения уголовно-процессуальных нарушений, восстановление процессуальных правоотношений в сфере судопроизводства для достижения его задач, в связи с чем лицо, к которому применяется принуждение, наделяется дополнительными специальными процессуальными правами и обязанностями[3].

Важно учитывать, что грань между процессуальным принуждением и недопустимым насилием может быть тонкой, поэтому нужно тщательно подходить к регламентации и применению случаев процессуального принуждения. Только такой подход может гарантировать защиту прав и законные интересов граждан. При это согласно ч. 4 ст. 164 УПК РФ при производстве следственных действий недопустимо применение насилия, угроз и иных незаконных мер, а равно создание опасности для жизни и здоровья участвующих в них лиц[4].

Опираясь на данные соображения, обратимся к институту следственных действий для того, чтобы определить цели и основания уголовно-процессуального принуждения при их производстве.

Так, В.М. Быков и Н.В. Ткачева выделили ряд особенностей, присущих принуждению при производстве следственных действий: принуждение не носит самостоятельного характера, а его применение заведомо ограничено достижением целей следственных действий; принуждение носит факультативный, необязательный характер; принуждение включает в себя различные действия — от ограничения прав и законных интересов граждан до применения физической силы; характер принуждения дифференцируется в зависимости от вида производимых следственных действий[5].

Согласимся с отмеченными особенностями и добавим, что по поводу последней черты в научной литературе существует и иная точка зрения, согласно которой не все следственные действия нуждаются в процессуальном принуждении. Они выделяют особую группу – следственные действия принудительного характера, которые такими признаются в связи с объективным вторжением в сфере основных прав гражданина при их проведении[6]. Например, к таким относят: выемку, обыск, освидетельствование и др.

По поводу обыска Конституционный Суд отметил, что обыск в помещении является следственным действием, производство которого сопряжено с возможностью применения значительного принуждения (вскрытие помещений, повреждение имущества, ограничение частной жизни лица, в помещении которого проводится обыск, и других лиц, принудительное изъятие предметов, документов и ценностей), т.е. с ограничением конституционных прав на неприкосновенность частной жизни, на свободное использование своего имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности, на владение и пользование имуществом, гарантированных статьями 23 (часть 1), 34 (часть 1) и 35 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации[7].

Вместе с тем есть и противоположная позиция. Так, С.А. Шейфер, полагал, что в действительности каждое следственное действие, как и любое процессуальное действие вообще, в принципе не может не опираться на государственное принуждение[8]. Основываясь на этой позиции, можно сказать, что само понятие права тесно связано с понятием государственного принуждения, если под последним понимать некое регулирующее воздействие на человека со стороны государства на основаниях, указанных в законе, для подчинения его воли и поведения интересам общества. Ф.М. Кудин в этой связи отмечал, что процессуальное принуждение выступает как метод уголовно-процессуального регулирования, наделяя субъектов его применения определенным правовым статусом[9]. А.В. Тарасов также считал, что уголовно-процессуальное принуждение как инструмент достижения цели расследования является потенциальным фундаментом производства следственных действий[10].

Мы полагаем, что отожествление государственного принуждения и производства следственных действий или характеристика последних через призму обязательного наличия элемента принуждения является крайне неверными, поэтому первый из указанных подходов нам кажется более справедливым, поскольку не все следственные действия имплицитно должны сопровождаться процессуальным принуждением. Это особенно актуально в условиях, когда действующее законодательство не определяет границ принудительных элементов при производстве конкретных следственных действий и порядок такого принуждения.

В.Ю. Стельмах по этому поводу отмечает, что в практической деятельности часто возникают проблемы, связанные с применением принуждения при производстве различных следственных действий, особенно когда те или иные лица в активной или пассивной форме оказывают противодействие их проведению. В качестве примера он приводит обыск и выемку. Так, допуская вероятность отказа соответствующих лиц добровольно выдать искомые предметы и прямо предусматривая возможность их принудительного изъятия в ходе данных следственных действий, законодатель никак не регламентирует меры, с помощью которых это изъятие можно фактически обеспечить[11].

Приведем пример, когда принуждение является недопустимым. Согласно ч. 1 ст. 179 УПК РФ для обнаружения на теле человека особых примет, следов преступления, телесных повреждений, выявления состояния опьянения или иных свойств и признаков, имеющих значение для уголовного дела, если для этого не требуется производство судебной экспертизы, может быть произведено освидетельствование подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, а также свидетеля с его согласия, за исключением случаев, когда освидетельствование необходимо для оценки достоверности его показаний.

Безусловно, в определенных случаях может быть обоснована необходимость принудительного освидетельствования. Например, в отношении подозреваемого при наличии оснований полагать, что на его теле могут быть обнаружены следы преступления. Однако всегда ли принудительному освидетельствованию может подлежать потерпевший? Так, М. С. Строгович писал, что потерпевшие и свидетели помимо их воли, принудительно не могут быть подвергнуты освидетельствованию, поскольку закон заботится не только об установлении истины, но и о том, чтобы она достигалась средствами, не ущемляющими законные интересы личности[12].

Н.А. Данилова и Т.Г. Николаева приводят пример с освидетельствованием, которое сопряженное с принудительным обнажением тех частей тела потерпевшего, свидетеля, которые обычно скрываются под одеждой[13]. Представляется, что в таких случаях принудительное освидетельствование недопустимо, поскольку подобное принуждение представляет собой нарушение телесной неприкосновенности, являющейся частью неприкосновенности личности.

Рассмотрим еще один пример. Допустимо ли принуждение при производстве допроса? Согласно ч. 1 ст. 51 Конституции РФ никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом[14]. Как отметил Конституционный Суд в своем постановлении, освобождение лица от обязанности давать показания, могущие ухудшить положение его самого или его близких родственников либо привести к разглашению доверенной ему охраняемой законом тайны, т.е. наделение этого лица свидетельским иммунитетом, является одной из важнейших и необходимых предпосылок реального соблюдения прав и свобод человека и гражданина[15]. Исходя из этого, очевидно, что закон не допускает применения каких-либо мер уголовно-процессуального принуждения при производстве допроса.

Несмотря на все эти замечания, отрицать применение в большинстве случаев производства следственных действий механизма принуждения невозможно. Это обусловлено рассмотренными выше целями института уголовно-процессуального принуждения. Однако данный факт не отменяет необходимости соблюдения разумного баланса между допустимостью принуждения и его запретом при производстве отдельных следственных действий. Представляется, что для этого уголовно-процессуальная наука должна выработать основания соответствующего принуждения, то есть некие критерии, на которые сможет опираться правоприменитель при производстве следственных действий.

Е.А Бравилова указывает на то, что, во-первых, сегодня в УПК РФ отсутствуют какие-либо положения, которые допускали бы или предполагали бы возможность применения легитимного принуждения; во-вторых, закон не содержит норм, в которых были бы сформулированы последствия невыполнения участниками уголовного судопроизводства законных требований должностных лиц органов уголовного преследования или оказания ими противодействия при правомерном ограничении следователем прав этих участников. Согласимся с ученым, что нормы, которые позволяют проводить следственные действия принудительно, но не регламентирующие основания и пределы допустимого правомерного принуждения при их производстве, влекут на практике отказ от осуществления вообще какого-либо принуждения либо неоправданного с превышением минимально необходимого в данной ситуации[16].

При разработке соответствующих норм законодатель может ориентироваться на практику Европейского суда по правам человека (далее – ЕСПЧ). Показательно в этом отношении дело «Салихов против России». ЕСПЧ отметил, что национальное законодательство не ставит сбор биологических образцов в зависимость от согласия подозреваемого и не запрещает следственным органам прибегать к принудительным мерам, если подозреваемый отказывается сотрудничать со следствием. ЕСПЧ в данном деле пришел к выводу, что физическое принуждение было неоправданным, поскольку подозреваемому не была объяснена цель производства выемка и получения образцов для сравнительного исследования, а также не было разъяснено право и представлена возможность добровольно осуществить эти действия[17].

В результате мы видим к чему может приводить позиция, согласно которой принуждение условно презимируется при осуществлении следственных действий, а также отсутствие оснований применения данного принуждения в действующем законодательстве.

О.С. Гречишникова справедливо указывает, что законное производство следственных действия, а, следовательно, и их доказательственное значение, зависит от обоснованности, соблюдения правил процессуального порядка их производства и оформления, обеспечения при этом прав их участников и, прежде всего лиц, чьи права при этом наиболее существенно ограничиваются[18]. То есть важно сделать акцент на обеспечение прав участников следственных действий, как показатель их законности.

Таким образом, можно заключить, что уголовно-процессуальное принуждение не является обязательным признаком производства следственных действий. Вместе с тем в большинстве случае оно применимо в целях предупреждения и пресечения уголовно-процессуальных нарушений, а также создания условий, обеспечивающих обнаружение, собирание и проверку доказательств при проведении следственных действий. В нормах, которые регулируют отдельные следственные действия, должны быть отражены основания применения принуждения применительно к каждому следственному действую. Установление соответствующих оснований должно основываться на посылке, что принуждение является крайней мерой, доступной только после исчерпания мер убеждения, различных добровольных механизмов. Ориентиром для правоприменителя должны стать требования о соразмерности ограничения прав личности при производстве следственных действий.

Список литературы

  1. Основы уголовного судопроизводства : учебник / М. В. Бубчикова, Т. С. Жиленкова, В. А. Давыдов [и др.] ; под ред. В. А. Давыдова, В. В. Ершова. — Москва : РГУП, 2017. С. 198.
  2. Еникеев З.Д. Меры процессуального принуждения в системе средств обеспечения обвинения и защиты по уголовным делам. – Уфа: Изд. Башкирский ун-т, 1978. С. 14.
  3. Гречишникова О.С. Обеспечение прав обвиняемого и подозреваемого при применении процессуального принуждения. Дис. … канд. юрид. наук: 12.00.09 / Гречишникова О.С. — Волгоград, 2001. С. 33.
  4. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ (ред. от 25.03.2022, с изм. от 19.04.2022) // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч. I), ст. 4921.
  5. Быков В.М., Ткачева Н.В. Принуждение при производстве следственных действий // Право и политика. — М.: Nota Bene, 2005, № 5. — С. 139-143.
  6. Коркунов В.М. Процессуальное принуждение и его применение на предварительном следствии // Проблемы предварительного следствия: Сб. науч. тр. – Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1978. – Вып. 7. С. 18.
  7. Определение Конституционного Суда РФ от 14.01.2020 N 4-О «По жалобе общества с ограниченной ответственностью «Челябинский завод по производству коксохимической продукции» (ООО «Мечел-Кокс») на нарушение конституционных прав и свобод пунктом 3 части второй статьи 38 и частью одиннадцатой статьи 182 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ, N 2, 2020.
  8. Шейфер С.А. Следственные действия. Система и процессуальная форма. М., 2001. С. 178.
  9. Кудин Ф.М. Принуждение в уголовном судопроизводстве. – Красноярск: Изд. Красноярского ун-та, 1985. – С. 19-33.
  10. Тарасов А.В. Принуждение и ответственность в уголовном судопроизводстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2004. С. 83.
  11. Стельмах В. Ю. Применение принуждения при производстве следственных действий // Известия ТулГУ. Экономические и юридические науки. 2013. №2-2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/primenenie-prinuzhdeniya-pri-proizvodstve-sledstvennyh-deystviy (дата обращения: 01.05.2022).
  12. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса: в 2 т. М., 1972. Т. 2. С. 126.
  13. Данилова Н.А., Николаева Т.Г. К вопросу о допустимости принуждения при производстве следственных действий // Криминалистъ. — С.-Пб.: Изд-во С.-Петерб. юрид. ин-та Академии Ген. прокуратуры РФ, 2012, № 1 (10). — С. 74.
  14. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020) // Опубликован на Официальном интернет-портале правовой информации http://www.pravo.gov.ru, 04.07.2020.
  15. Постановление Конституционного Суда РФ от 29.06.2004 N 13-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» // Вестник Конституционного Суда РФ, N 4, 2004.
  16. Бравилова Е. А. Нравственные аспекты применения принуждения при производстве следственных действий // Судебная власть и уголовный процесс. 2019., № 4. С. 54.
  17. Салихов против России : постановление ЕСПЧ от 3 мая 2012 г. (жалоба № 23880/05) // СПС «КонсультантПлюс».
  18. Гречишникова О.С. Указ. соч. С. 120.