УДК 159.9

ТРЕВОГА О БУДУЩЕМ РОДИТЕЛЕЙ, ВОСПИТЫВАЮЩИХ ДЕТЕЙ С НАРУШЕНИЯМИ ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

№22,

Психологические науки

Сафин Максим Ренатович


Ключевые слова: ТРЕВОГА О БУДУЩЕМ; НАРУШЕНИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ; СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ; ПЕРЕДАЧА ТРЕВОГИ; РОДИТЕЛИ; ANXIETY ABOUT THE FUTURE; MENTAL DEVELOPMENT DISORDERS; FAMILY RELATIONSHIPS; ALARM TRANSMISSION; PARENTS.


Аннотация: Статья посвящена анализу исследований в области изучения тревоги о будущем у родителей детей с нарушениями в психическом развитии. Обнаружено, что сильное беспокойство о будущем приводит к трудностям в принятии решений и в функционирование в повседневной жизни может подвергаться значительной дезорганизации. Выявлено, что родители с тревогой могут передавать представления детям о небезопасности мира, о недопустимости неопределенности. Обращается внимание на необходимость оказания профилактических мер по оказанию психологической помощи родителям, имеющих детей с нарушения в развитии.

Родители, имеющие детей с нарушением в развитии можно считать находящихся в уникальной психосоциальной ситуации. Результаты более ранних исследований показывают, что эти родители, по сравнению с родителями детей с типичным развитием, сообщают о более высоких уровнях стресса, риска депрессии и более сильного чувства пессимизма в отношении будущего [1]. В данной работе термин «нарушения развития» используется для обозначения интеллектуальных нарушений, церебрального паралича, расстройства аутистического спектра, которые включают как аутистическое расстройство, так и расстройство Аспергера. Согласно недавнему исследованию, родители детей с расстройствами аутистического спектра испытывали более высокий уровень тревоги и стресса [2], а также больше родительского стресса, чем родители детей с типичным развитием. Предыдущее исследование по тревоге о будущем у родителей детей с психическими нарушениями показало, что тревожность матери была в первую очередь связана с ребенком: его или ее качеством жизни в будущем, самообеспеченностью, образованием, отношениями с другими, возможностью трудоустройства или финансовыми перспективами [3].

Уровень тревоги о будущем индивида является функцией трех факторов: (1) восприимчивость индивида к реакциям тревоги и его склонность реагировать со страхом и тревогой; (2) прошлый опыт человека и способ, которым они оценивают его; чем больше трудностей встречается, тем выше склонность реагировать с тревогой; (3) исторический момент и текущие события. Поэтому люди, которые обычно демонстрируют более высокий уровень тревожности и чей опыт довольно негативен, обнаруживают более высокую интенсивность тревоги о будущем, особенно при появлении новых угроз [4], таких как новый ребенок-инвалид в семье.

Предыдущие исследования показывают, что в случае родителей детей с ограниченными возможностями тяжесть симптомов депрессии, тревоги, беспокойства, пессимизма или низкого качества жизни может быть связана с характеристиками как родителя, так и ребенка [5]. Факторы, специфичные для родителей, которые могут быть связаны с уровнем тревоги у родителей, включают пол, возраст, образование, профессиональную ситуацию, статус отношений [6]. Факторы, специфичные для ребенка, которые могут снижать или усиливать тревогу о будущем у родителей и включают возраст ребенка и тип инвалидности [7].

В результате размышлений о будущем могут быть приняты два типа установок: позитивные или негативные. Таким образом, чувства, связанные с размышлениями о будущем, — это надежда и беспокойство. Они взаимосвязаны, и их интенсивность может варьироваться. Доминирование одного вида над другим приводит к тому, что индивид либо пессимистичен, либо оптимистичен. Мотивационная модель надежды и страха, предложенная Залесским [5], заключает, что когнитивное представление будущих событий как позитивных вызывает надежду, что, в свою очередь, заставляет человека сосредоточиться на действиях, ведущих к достижению цели. Негативное отношение, с другой стороны, вызывает страх перед будущим, который может появиться задолго до того, как событие произойдет. Страх перед будущим воплощает в себе: когнитивную основу для будущего беспокойства и субъективные критерии оценки уровня страха, вызванного видением будущего и уровнем неопределенности. Испытываемый страх является явным и сознательным, и он вызван не фактическими событиями, а когнитивными представлениями о будущем. Страх ощущается здесь и сейчас, но относится к будущим событиям. Более того, когнитивное представление будущих обстоятельств и событий сопровождается негативными эмоциями. Отсутствие уверенности в будущем целиком связано с ожиданиями, надеждами и непредсказуемостью событий. Таким образом, тревога о будущем определяется как негативное эмоциональное состояние и переживание страхов, неуверенности и угроз, связанных с субъективным представлением событий и состояний в отдаленном будущем. Многие события, которые могут быть связаны, имеют общие аспекты потенциальной неудачи, которую человек считает для себя возможной.

Высокий уровень тревоги о будущем может негативно повлиять на функционирование родителей как на когнитивном, так и на исполнительном уровне. На когнитивном уровне родители могут не рассматривать будущее как поле для новых достижений и иметь более низкие ожидания в отношении будущих позитивных событий и изменений. На исполнительном уровне тревога может привести к защитным и превентивным действиям, целью которых является защита того, что у них есть, чтобы сохранить статус-кво, нежелание предпринимать рискованные, таким образом, творческие действия, а также соблюдение хорошо известных способов и мест, а также использование рутинных методов для решения жизненных проблем [5]. Таким образом, восприятие будущего у родителей детей с особенностями психического развития, по-видимому, имеет решающее значение для определения психосоциального функционирования родителей и связанного с этим качества жизни детей. Кроме того, надежда является защитным фактором от психологического стресса, поскольку она связана с различными положительными психосоциальными последствиями и последствиями для здоровья, а также с более низким уровнем депрессии и тревоги. Утверждается, что родители детей с особенностями в развитии, которые имеют в целом оптимистическое восприятие будущего, менее подвержены депрессии и истощению [8]. Более того, определение интенсивности тревоги у родителей детей с нарушениями развития, а также определение ее размера может дать важную информацию для профилактического лечения.

Существенное внимание в современных исследованиях уделяется возможности передачи возникающей тревоги от родителей к детям через моделирование поведения родителями, а также вербально и невербально. Приобретение невербального страха включает в себя обучение на основе наблюдения за реакциями родителей детьми на неоднозначные стимулы (также называемые наблюдательным обучением) в конце первого года жизни. Эта ранняя форма моделирования, также известная как социальная привязка (СП), относится к использованию детьми реакций других людей в ответ на новые стимулы для определения их собственных реакций на эти стимулы. Розен и его коллеги показали, что младенцы менее стремятся взаимодействовать с новыми игрушками, когда их родители реагируют со страхом на этот контакт [10]. В совокупности фактические данные подтверждают причинно-следственный эффект родительских тревожных сигналов на приобретение у ребенка страха, тревоги и избегания двусмысленности во всех областях социальной и ситуативной тревожности в типичном развитии в конце первого года.

Начиная с детства, относительно меньше известно о наблюдении за тревогой о будущем и избегания неопределённости у родителей. Данн и Аскью исследовали моделирование тревоги перед неизвестными животными в экспериментальной парадигме, где детям в возрасте от 6 до 10 лет были представлены изображения выражений счастливого лица матери в паре с новыми животными. Дети показывали более сильную тревогу перед новыми животными, которые были в паре с печальным лицом матери. Имеющиеся данные из выборок в периоде младенчества и детства показывают причинно-следственное влияние родительских сигналов страха и избегания на приобретение страха, тревоги и избегания в областях ситуационной и физической тревоги у детей данных родителей [11]. При этом, результаты показали, что вопрос о том, насколько родители выражают беспокойство, важнее, чем переживание ими тревожности на протяжении всей жизни. Подводя итог, можно сказать, что полученные данные последовательно показывают, что наблюдательное обучение на основе родительских выражений тревожности в младенчестве может привести к большему избеганию неопределённости и контролю, особенно у темпераментно пугливых детей родителей со значительной тревогой.

Приобретение страха по вербальным каналам относится к обучению страху и тревоге посредством словесной передачи информации об угрозе (также называемой обучающими наставлениями). В своей основополагающей работе по приобретению страха Ричман выделил словесную передачу страха и тревоги в качестве одного из основных путей, посредством которых родители передают информацию о потенциальных опасностях для потомства [12]. Экспериментальные исследования, расследующие причинно-следственную роль словесной информации об угрозе в отношении приобретения страха у детей, были в основном сосредоточены на детском возрасте. Обнаружено, что рассказы родителей, которыми была предоставлена информация об угрозе со стороны животных, представленных детям в качестве стимула (по сравнению с положительной родительской оценкой), были более негативными и угрожающими, что привело к тому, что дети поверили, что животные опасны. В дополнение к самооценкам веры в страх информация об угрозе вызвала поведенческое избегание, и дети с более тревожной привязанностью были более подвержены влиянию словесной информации об угрозе со стороны родителей [13].

Лонгитюдные исследования связей между речевым общением родителей и тревогой детей были сосредоточены на более широких характеристиках родительского общения, таких как негативные и позитивные высказывания и детализация. Как и ожидалось, родители с тревогой приписали большую угрозу школьной среде и большую уязвимость своих детей. Продольное исследование выявило двунаправленные связи между восприятием подростками качества их привязанности с их отцом и симптомами тревоги, тогда как только симптомы тревоги предсказывали более низкое качество привязанности к матерям (а не наоборот). Взятые вместе, результаты показывают, что ненадежная привязанность к родителям может привести к увеличению тревоги у подростков, и наоборот [14; 15].

Теоретические описания развития тревоги дополнительно подчеркивают аспекты родительского поведения, которые могут способствовать поддержанию тревоги и избегания у детей, например, путем усиления избегающих реакций и ограничения независимости детей и воздействия стимулов. Родители с тревогой, возможно, даже больше, чем родители с другими эмоциями могут иметь тенденцию чрезмерно контролировать обстановку своего ребенка из-за их общего страха, что с его ребенком может произойти что-то угрожающее. Следовательно, они могут попытаться взять под контроль ситуации неопределённости, что, в свою очередь, уменьшает возможность ребенка подвергнуться воздействию из вне и контакту с внешним миром и будет способствовать избеганию. Более того, родители могут быть чрезмерно защищены и дистантны от своих детей, то есть они могут быть чрезмерно обеспокоены безопасностью ребенка и осторожны со своими детьми, тем самым ограничивая подверженность своих детей различным социальным ситуациям. Мюррей и его коллеги показали, что социально озабоченные матери, которые не поощряют подход к незнакомцам, способствуют большему избеганию межличностных контактов. Исследование Aktar и его коллегами выявило связь между большей уверенностью и поддержкой родителей и количеством избегания у детей в младенчестве и в детском возрасте. Таким образом, поощрение социальных контактов со стороны родителей может приобрести непростое качество в прямой конфронтации с неопределённостью. Более того, исследование, проведенное Мюрреем и его коллегами по вопросу о роли вербальных репрезентаций матерей о школе, показало, что матери с тревогой о будущем менее склонны словесно поощрять своих детей в отношении школы. Меньше словесной поддержки со стороны родителей предсказывало более негативное представление о школе, учебном процессе и более высокий уровень интернализующих проблем у тревожных детей в следующем семестре [16]. Некоторые данные свидетельствуют о том, что родители могут подкреплять избегающие решения в своих беседах с встревоженными детьми: Барретт и его коллеги протестировали тревожных детей в возрасте от 7 до 14 лет на неоднозначные сценарии, включающие потенциально угрожающие ситуации до и после того, как они обсудили свою реакцию со своими родителями [17]. Результаты показали, что тревожные дети увеличили свои стратегии избегания после обсуждения с родителями. Дальнейший анализ показал, что родители тревожных детей поддерживают избегающие стратегии своего ребенка.

Таким образом, в результате анализа исследований, можно сделать вывод, что наиболее подверженными риску высокого уровня тревоги о будущем являются матери детей с нарушениями в развитии, а также родители, не имеющие высшего образования и воспитывающие сыновей-подростков. Особенно неблагоприятные ситуации могут возникнуть, когда уровень тревоги о будущем превышает уровень надежды. Тогда такое состояние может быть вредным для развития и функционирования родителей и детей. Сильное беспокойство о будущем приводит к тому, что людям трудно принимать жизненно важные решения, и их функционирование в повседневной жизни может подвергаться значительной дезорганизации. Тревога поглощает энергию, которая необходима для решения проблем, и ограничивает возможность предпринять действия, результаты которых могут быть творческими или терапевтическими. Кроме того, тревожные состояния родителей имеют определённую поведенческую симптоматику и проявляются в интеракциях со своим ребёнком, непосредственно оказывая воздействие на его психоэмоциональное состояние и развитие. Очевидно, что на низком уровне беспокойство может быть полезным и усиливающим. Однако, тем не менее, важно, для родителей детей с особенностями в развитии разрабатывать более конкретную модель психологического вмешательства и в соответствии с ней оказывать помощь.


Список литературы

  1. Lee J. Maternal stress, well-being, and impaired sleep in mothers of children with developmental disabilities: A literature review. Res. Dev. Disabil. 2013;34:4255–4273.
  2. Padden C., James J.E. Stress among parents of children with and without autism spectrum disorder: A comparison involving physiological indicators and parent self-reports. J. Dev. Phys. Disabil. 2017;29:567–586. doi: 10.1007/s10882-017-9547-z.
  3. Shenaar-Golan V. Hope and subjective well-being among parents of children with special needs. Child Fam. Soc. Work. 2017;22:306–316. doi: 10.1111/cfs.12241.
  4. Zaleski Z. Future anxiety: Concept, measurement, and preliminary research. Pers. Individ. Differ. 1996;21:165–174. doi: 10.1016/0191-8869(96)00070-0.
  5. Александрова Е.В., Капустина Т.В., Кадыров Р.В., Люкшина Д.С. Психологические характеристики переживания отчуждения у детей, больных туберкулезом// Экология человека. 2017. № 11. С. 47-50.
  6. Lee J. Maternal stress, well-being, and impaired sleep in mothers of children with developmental disabilities: A literature review. Res. Dev. Disabil. 2013;34:4255–4273. doi: 10.1016/j.ridd.2013.09.008.
  7. Estes A., Olson E., Sullivan K., Greenson J., Winter J., Dawson G., Munson J. Parenting-related stress and psychological distress in mothers of toddlers with autism spectrum disorders. Brain Dev. 2013;35:133–138. doi: 10.1016/j.braindev.2012.10.004.
  8. Ogston P.L., Mackintosh V.H., Myers B.J. Hope and worry in mothers of children with an autism spectrum disorder or Down syndrome. Res. Autism Spectr. Disord. 2011;5:1378–1384. doi: 10.1016/j.rasd.2011.01.020.
  9. Rosen WD., Adamson LB., Bakeman R. An experimental investigation of infant social referencing: mothers’ messages and gender differences. Dev Psychol. 1992;28(6):1172–1178.
  10. Gerull FC., Rapee RM. Mother knows best: effects of maternal modelling on the acquisition of fear and avoidance behaviour in toddlers. Behav Res Ther. 2002;40(3):279–287.
  11. Dunne G., Askew C. Vicarious learning and unlearning of fear in childhood via mother and stranger models. Emotion. 2013;13(5):974–980.
  12. Rachman S. The conditioning theory of fear acquisition: a critical examination. Behav Res Ther. 1977;15(5):375–387
  13. Bosmans G., Dujardin A., Field AP., Salemink E., Vasey MW. Fear acquisition through maternal verbal threat information in middle childhood: the role of children’s attachment to mother. Parenting. 2015;15(4):288–294.
  14. van Eijck FE., Branje SJ., Hale WW 3rd., Meeus WH. Longitudinal associations between perceived parent-adolescent attachment relationship quality and generalized anxiety disorder symptoms in adolescence. J Abnorm Child Psychol. 2012;40(6):871–883.
  15. Волкова Е.Е., Ключко О.С., Глушкова А.С. Внутренняя картина болезни у подростков с разными типами привязанности// Личность в экстремальных условиях и кризисных ситуациях жизнедеятельности. 2016. № 6. С. 247-254.
  16. Murray L., Pella JE., De Pascalis L., et al Socially anxious mothers’ narratives to their children and their relation to child representations and adjustment. Dev Psychopathol. 2014;26(4 pt 2):1531–1546.
  17. Barrett PM., Rapee RM., Dadds MM., Ryan SM. Family enhancement of cognitive style in anxious and aggressive children. J Abnorm Child Psychol. 1996;24(2):187–203.